Спросить
Войти
УДК 343.125
DOI: 10.30914/2411-3522-2019-5-1-87-96
Проблемы соотношения запрета определенных действий
с другими мерами уголовно-процессуального пресечения С. А. Яковлева, А. С. Кутянина
Марийский государственный университет, г. Йошкар-Ола
В 2018 году в качестве альтернативы заключению под стражу была введена мера пресечения в виде запрета определенных действий. В данной работе анализируется положение ст. 105.1 УПК РФ, авторы приходят к выводу о том, что мера пресечения в виде запрета определенных действий была выделена из домашнего ареста. Так, запреты, перечисленные в п. 1, 3-5 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, ранее характеризовали домашний арест. Анализируя практику, авторы отмечают, что должностные лица, ведущие расследование уголовного дела, а также суды не разграничивают запрет определенных действий и домашний арест, таким образом, происходит дублирование названных мер. Предлагается исключить запрет определенных действий из системы мер пресечения, предусмотренных п. 2-6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ запреты отнести к характеристике каждой конкретной меры пресечения, при этом данные запреты будут являться дополнительными обязанностями, которые должностные лица, расследующее уголовное дело, вправе возложить на подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного при избрании любой меры пресечения, не связанной с заключением под стражу, по судебному решению. Также предлагается часть запретов изложить в другой редакции с целью их эффективного применения и предусмотреть открытый перечень запретов с учетом вида, характера преступления, способа совершения преступления и личности его совершившего. Для меры пресечения в виде присмотра за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым заключить особый вид запрета, учитывая возраст подозреваемого, обвиняемого. Изменения необходимы для обеспечения надлежащего поведения подозреваемого, обвиняемого, а также обеспечения безопасности потерпевшего, свидетеля и иных участников уголовного судопроизводства.
Problems of the ratio of prohibition of certain actions
with other measures of criminal procedure restraint S. A. Yakovleva, A. S. Kutyanina
Mari State University, Yoshkar-Ola
In 2018, as an alternative to detention, a measure of restraint in the form of prohibition of certain actions was introduced. This work analyzes provision of Article 105.1 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation, the authors come to a conclusion that the measure of restraint in the form of prohibition of certain actions was allocated from house arrest. So, the bans listed in Paragraph 1, 3-5 of Part 6 of Article 105.1 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation previously characterized house arrest. Analyzing practice, authors note that the officials conducting the investigation of criminal case, as well as the courts, do not distinguish between the prohibition of certain actions and house arrest, thus, duplicating the above measures. It is offered to exclude the prohibition of certain actions from the system of measures of restraint, the prohibitions provided by Paragraphs 2-6 of Part 6 of Article 105.1 of the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation to attribute to the characteristic of each concrete measure of restraint. At the same time these prohibitions will be additional duties which officials, investigating a criminal case are entitled to assign to the suspect, accused, defendant, convicted, when electing any measure of restraint which is not connected with detention, by court decision. It is also proposed to state a part of the prohibitions in a different edition for the purpose of their effective application, and to provide an open list of prohibitions taking into account the type, nature of the crime, the way of committing the crime and the person who committed it. For a measure of restraint in the form of supervision for the minor suspect or the defendant to conclude a special type of prohibition, taking into account the age of the suspect, the defendant. Changes are necessary for ensuring appropriate behavior of the suspect, the defendant, as well as the safety of the victim, the witness and other participants of criminal proceedings.
В 2013 году судами удовлетворено 133 311 ходатайств о заключении под стражу, в 2014 году 133 755, в 2015 году - 140 309, в 2016 году - 123 296, в 2017 году - 113 318. Ходатайства об избрании мер пресечения в виде залога и домашнего ареста удовлетворялись в 2013 году 198 и 3086 раз соответственно, в 2014 году - 225 и 3333, в 2015 году -190 и 4 740, в 2016 году - 164 и 6101, в 2017 году -130 и 6453\ Данные статистики свидетельствуют о более частом избрании и применении заключения под стражу в отличие от залога и домашнего ареста.
Ученые-процессуалисты отмечают, что недостаточная правовая регламентация избрания и применения домашнего ареста и залога является одной из веских причин того, что домашний арест [20, с. 57] и залог [15, с. 21] применяются реже, чем заключение под стражу.
Федеральным законом от 18.04.2018 г. № 72-ФЗ2 в качестве альтернативы заключению под стражу была введена новая мера пресечения в виде запрета определенных действий, путем закрепления ее в ст. 105.1 УПК РФ. Введение такой меры в уголовно-процессуальный институт существенно изменило характеристику домашнего ареста.
Запрет определенных действий характеризуется обязанностями, возлагаемыми на подозреваемого, обвиняемого, в частности, своевременно являться по вызовам дознавателя, следователя или в суд. Однако такая обязанность характеризует подписку о невыезде и надлежащем поведении, личное поручительство, наблюдение командования воинской части и присмотр за несовершеннолетним подозреваемым или обвиняемым.
Запрет определенных действий характеризуется общими обязанностями, которые характеризуют и другие меры пресечения, а также запретами, предусмотренными ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ.
Часть запретов, а именно — запрет выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения, общаться с определенными лицами, отправлять и получать почтово-телеграф-ные отправления, использовать средства связи и информационно-телекоммуникационную сеть Интернет, характеризующие нынешнюю меру пресечения в виде запрета определенных действий, ранее характеризовали домашний арест.
Н. Н. Загвоздкин, С. А. Кузора справедливо указывают, что «нет полной ясности в вопросе о назначении данной меры пресечения, а также в том, чем она отличается от возможностей, содержавшихся в ст. 107 УПК РФ, регламентировавшей домашний арест в предыдущей редакции Кодекса» [9, с. 84].
Учеными отмечается, что мера пресечения в виде запрета определенных действий была «вычленена» из домашнего ареста. Так, по мнению И. В. Головинской, новая мера пресечения является «производной от содержания меры пресечения в виде домашнего ареста» [6, с. 162].
Ранее домашний арест заключался в нахождении лица в «полной либо частичной изоляции от общества», а после изменений домашний арест стал заключаться в нахождении подозреваемого, обвиняемого в «изоляции от общества» и больше не содержит запрета на выход за пределы жилого помещения. Это говорит о том, что теперь «частичная изоляция» является характеристикой запрета определенных действий, а домашний арест должен пониматься только как полная изоляция лица от общества.
Обратимся к практике применения запрета определенных действий и домашнего ареста в части запрета на выход из жилого помещения.
Так, Мурманский областной суд отказал в удовлетворении ходатайства старшего следователя СУ УМВД России по г. Мурманску ^ об избрании обвиняемому 2. меры пресечения в виде заключения под стражу, и избрал в отношении обвиняемого Z.
меру пресечения в виде запрета определенных действий, возложив на него обязанность самостоятельно и своевременно являться по вызовам следователя и суда, а также возложил запрет: «выходить за пределы жилого помещения, в котором он будет проживать... за исключением ежедневной прогулки продолжительностью не более 2 часов в период с 13.00 до 15.00 час.
Ранее Иркутский областной суд избрал в отношении А. меру пресечения в виде домашнего ареста сроком на 2 месяца. Суд разрешил А. «покидать жилое помещение для прогулки с 12 до 14 часов ежедневно»2.
Первый пример связан с избранием меры пресечения в виде запрета определенных действий, а второй с избранием домашнего ареста. При этом при избрании этих двух мер пресечения суд, при возложении запрета покидать жилое помещение, разрешил покидать его только на 2 часа в день. Возникает вопрос: в чем отличие меры пресечения в виде запрета определенных действий от домашнего ареста?
Предусмотренные ст. 98 УПК РФ меры пресечения образуют систему, в которой меры пресечения расположены, как отмечает Х. М. Шахбанова, «.от менее к более строгим» [22, с. 350]. Следовательно, запрет определенных действий по своему содержанию должен быть менее строгим чем домашний арест. Несмотря на то, что все меры пресечения имеют одну цель - обеспечение надлежащего производства по уголовному делу - каждая мера пресечения имеет специфические признаки. В данном случае произошло дублирование мер пресечения.
По сути, судами не было нарушено уголовно-процессуальное законодательство, нормы ст. 105.1 УПК РФ предусматривают запрет выходить из жилого помещения, при этом ни минимальное, ни максимальное время разрешенного выхода из жилого помещения не определено. Законодатель тем самым предоставил должностным лицам устанавливать сроки самостоятельно, например, в зависимости от характера
суда № 22-2871/2018 22К-2871/2018 от 19 сентября 2018 г. по делу № 22-2871/2018. URL: https://sudact.ru/regular/doc/ rnHsQgVUrHrw/ (дата обращения: 10.04.2019).
преступления либо личности обвиняемого, подозреваемого.
В п. 2 ч. 6 ст. 105. 1 УПК РФ можно выделить три запрета: 1) находиться в определенных местах, 2) ближе установленного расстояния до определенных объектов, 3) посещать определенные мероприятия и участвовать в них. М. Ю. Юсупов отмечает, что «... По своему содержанию они отличаются друг от друга» [25, с. 37]. То, что данные запреты указаны в одном пункте, не говорит о том, что они должны применяться комплексно, суд может возложить как все запреты данной нормы, так и один из них. К. Ю. Борзен-кова считает, что «данные запреты следует расположить в разных пунктах» [2, с. 63]. Мы полагаем, что нет необходимости помещать данные запреты в разные пункты, достаточно изложить норму с союзом «либо».
Таким образом, предлагаем следующую редакцию п. 2 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ: «2) находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов, либо посещать определенные мероприятия и участвовать в них».
Уголовно-процессуальный кодекс Республики Казахстан предусматривает запрет на приближение как меру безопасности потерпевших, свидетелей, подозреваемых и других лиц, участвующих в уголовном судопроизводстве, членов их семей и близких родственников (ст. 97 УПК РК)3.
Следует отметить, что в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации не содержится запрета на приближение к определенным лицам, в п. 2 ч. 6 ст. 105.1 говорится только о запрете находиться в определенных местах, а также ближе установленного расстояния до определенных объектов (место работы, учебы, место жительства и т. д.), посещать определенные мероприятия и участвовать в них. Например, если подозреваемый, обвиняемый посещает ту же школу или работает вместе с лицом, с которым запрещено общаться, и наложить запрет посещать данные объекты не представляется возможным, то целесообразным будет предусмотреть запрет на приближение к данному лицу. При приближении к потерпевшему, свидетелю и иным лицам подозреваемый, обвиняемый может невербально, используя мимику, жесты и прочее, угрожать им,
это своего рода фактор негативного воздействия на участников процесса и их родственников.
О. И. Андреева, О. А. Зайцев, А. Ю. Епихин полагают, что «содержание запрета общения с определенными лицами, в том числе и защищаемыми участниками уголовного процесса, должно быть дополнено и запретом приближения к ним на определенное расстояние, обеспечивающее их безопасность» [1, с. 227].
Таким образом, для обеспечения безопасности участников уголовного процесса, членов их семей и близких родственников необходимо изложить п. 3 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ в следующей редакции: «3) общаться с определенными лицами, членами их семей и близкими родственниками, а также приближаться к ним на установленное расстояние».
Возникает вопрос: имеет ли смысл применять запрет на общение с определенными лицами, но при этом разрешить пользоваться средствами связи или сетью Интернет? Анализируя практику избрания домашнего ареста, можно прийти к выводу, что данные запреты в большинстве случаев применяются совместно.
На наш взгляд, для эффективности применения запрета определенных действий, домашнего ареста следует комбинировать запрет на общение с определенными людьми и запрет пользоваться средствами связи или сетью Интернет. Во многом это сводится к эффективности контроля за перечисленными запретами. Так, если лицу запрещено общаться с определенными людьми, а разрешено пользоваться сетью Интернет, то подозреваемый, обвиняемый через сеть Интернет может вести переписку, использовать иные средства связи для общения с лицами, с которыми ему запрещено общаться, а органы, осуществляющие контроль за исполнением подозреваемым, обвиняемым меры пресечения могут не узнать об этом, так как в их обязанность не будет входить проверка социальных сетей, почты и иных способов выхода в сеть Интернет, использование средств связи.
Мы полагаем, п. 3 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ следует изложить в следующей редакции: «3) общаться с определенными лицами, в том числе с использованием средств связи и информационно-телекоммуникационной сети Интернет.
В случае возложения на подозреваемого или обвиняемого запрета, предусмотренного п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, а именно — управлять автомобилем или иным транспортным средством, у подозреваемого или обвиняемого должностным лицом, расследующим уголовное дело, изымается водительское удостоверение, которое приобщается к уголовному делу и хранится при нем до отмены данного запрета (ч. 5 ст. 105. 1 УПК РФ).
А. В. Орлов задается вопросом об обоснованности и целесообразности введения такого правоогра-ничения, как запрет на управление автомобилем лицом, обвиняемым в преступном нарушении правил дорожного движения. По мнению ученого, «следуя логике, имело бы смысл продолжить перечень запретов и установить, например, в п. 7 этой же статьи запрет на приобретение обвиняемым алкоголя в определенных случаях, в п. 8 - запрет делать ставки на тотализаторе и т. п.» [18, с. 56].
Полагаем, необходимо установить в ст. 105.1 УПК РФ открытый перечень запретов в зависимости от вида и характера преступления, от субъекта преступления, от способа его совершения и других признаков.
Подобного мнения придерживается Д. А. Воронов, который предлагает не ограничиваться перечнем запретов, а дать суду возможность запретить осуществление лицом «иных действий, совершение которых может повлечь последствия, указанные в пп. 1-3 ч. 1 ст. 97 УПК РФ» [4, с. 24]. Е. И. Шигурова справедливо замечает, что суд должен иметь возможность «с учетом личности, фактических обстоятельств уголовного дела выбрать тот объем ограничений (запретов) по отношению к обвиняемому (подозреваемому), который будет, с одной стороны, минимально ущемлять его права, но, с другой стороны, создавать гарантии несовершения им действий, перечисленных в ст. 97 УПК РФ» [24, с. 114].
К. Б. Калиновский отмечает смешанный характер меры пресечения в виде запрета определенных действий, сочетающий в себе и психолого-принудительные, и физически-принудительные признаки [11, с. 9]. К физическому принуждению процессуалист относит запрет подозреваемому, обвиняемому выходить в определенные периоды времени за пределы жилого помещения. Данный запрет накладывает на подозреваемого, обвиняемого обязанность находиться в ограниченном пространстве, в изоляции от общества, также прекратить выполнение служебных или иных трудовых обязанностей, отказаться от общения с неограниченным кругом лиц.
Законодателем определены максимальные сроки применения такого запрета: по преступлениям
небольшой и средней тяжести - 12 месяцев, по тяжким преступлениям - 24 месяца, по особо тяжким преступлениям - 36 месяцев. Установленный судом срок запрета, предусмотренного п. 1 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, засчитывается в срок содержания под стражей (лишения свободы) из расчета два дня его применения за один день содержания под стражей (п. 1.1 ч. 10 ст. 109 УПК РФ).
Остальные запреты (п. 2-6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ) носят характер психологического принуждения, закон не предусматривает сроков их применения, поэтому они могут применяться в пределах сроков предварительного расследования и судебного разбирательства по уголовному делу.
Н. В. Маликова указывает, что «данные запреты обладают психологически-сдерживающими признаками, не позволяя подозреваемому (обвиняемому) свободно реализовывать свои права (свободно передвигаться, общаться без ограничений, управлять автотранспортным средством, сохранять тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений и т. д.)» [16, с. 21].
В. С. Исаков указывает на отсутствие «таких технологий, которые позволяют обеспечить полный контроль за исполнением того или иного запрета» [10, с. 638].
К средствам контроля относятся: браслет электронный, стационарное контрольное устройство, мобильное контрольное устройство, ретранслятор, персональный трекер, сервер мониторинга, сервер аудиовизуального контроля, стационарный пульт мониторинга, мобильный пульт мониторинга. Все эти технические средства обеспечивают осуществление контроля за передвижениями подозреваемого, обвиняемого (п. 1 и 2 Постановления Правительства РФ от 18 февраля 2013 г. № 1341).
А. В. Шигуров и Е. И. Шигурова отмечают, что «неясна процедура отслеживания встреч обвиняемого с теми лицами, с которыми это запретил суд; нет процедуры контроля за отправкой и получе1 Постановление Правительства РФ от 18 февраля 2013 г. № 134 «О порядке применения аудиовизуальных, электронных и иных технических средств контроля, которые могут использоваться в целях осуществления контроля за нахождением подозреваемого или обвиняемого в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста, а также за соблюдением возложенных судом запретов подозреваемым или обвиняемым, в отношении которого в виде меры пресечения избран запрет определенных действий, домашний арест или залог». URL: https://base.garant.ru/70317876/ (дата обращения: 12.04.2019).
нием почтово-телеграфных отправлений и использованием средств связи и сети Интернет [23].
В связи с чем актуальной остается проблема обеспечения контроля за соблюдением подозреваемым, обвиняемым возложенных запретов, и если для контроля за перемещениями подозреваемого, обвиняемого достаточно технических средств, то эффективность контроля за остальным запретами ставится под сомнение.
Так, Е. В. Ермасов, Г. А. Бурмакин, А. Ш. Га-бараев, анализируя практику исполнения домашнего ареста, пришли к тому, что «наибольшее количество проблем возникает у сотрудников УИИ при осуществлении контроля за соблюдением подозреваемым или обвиняемым запретов и (или) ограничений, установленных судом, в виде общения с определенными лицами; отправки и получения почтово-телеграфных отправлений; использования средств связи и информационно-телекоммуникационной сети Интернет» [8, с. 133]. Ученые указывают, что проблемы связаны с отсутствием в УПК РФ «механизма осуществления УИИ (и ФСИН России в целом) функции контроля за соблюдением подозреваемым или обвиняемым запретов.» [8, с. 133].
Нам представляется, что механизм осуществления контроля за реализацией запрета определенных действий должен быть регламентирован уголовно-исполнительным законом, поскольку УПК РФ регулирует порядок уголовного судопроизводства и не обеспечивает контрольные функции уголовно-исполнительной инспекции за применением меры пресечения. Уголовно-процессуальным кодексом регулируются иные отношения, и в силу с. 6 УПК РФ уголовное судопроизводство имеет своим назначением: защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступлений; защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Также в силу раздела 2 УПК РФ органы уголовно-исполнительной системы не являются участниками уголовного судопроизводства.
В свою очередь в уголовно-процессуальной литературе учеными предлагается создать закон, аналогичный Федеральному закону от 15 июля 1995 г. № 103-ФЗ «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». А. С. Коломыцев, Н. А. Меньшикова отмечают, что «такой закон должен содержать четкие инструкции, когда, как, при каких обстоятельствах, на какой период времени подозреваемый,
обвиняемый или подсудимый могут покидать место постоянного или временного жительства, по которому исполняется домашний арест, и могут ли делать это вообще; возможно ли посещение работы, больницы, поликлиники, детских воспитательных учреждений (если, например, человек один воспитывает нуждающегося в уходе ребенка или ухаживает за больным родственником); в какой период времени возможно покинуть квартиру, дом, дачу и т. п. и на какой срок (например, от одного до шести часов) и т. д.» [12, с. 59]. Предложение ученых о закреплении в таком законе механизма контроля за исполнением запретов вполне обосновано, однако, следует заметить, что данный закон не определяет порядок уголовного судопроизводства.
Из-за отсутствия эффективных средств контроля сотрудникам уголовно-исполнительных инспекций практически невозможно проследить за исполнением подозреваемым, обвиняемым своих обязательств.
Таким образом, необходимо полностью пересмотреть уголовно-исполнительное законодательство в части контроля за нахождением подозреваемого или обвиняемого в месте исполнения меры пресечения в виде домашнего ареста, а также за соблюдением возложенных судом запретов подозреваемым или обвиняемым, в отношении которого в качестве меры пресечения избран запрет определенных действий, домашний арест или залог. От эффективности контроля зависит надлежащее производство по уголовному делу.
Согласно ч. 1.1 ст. 97УПК РФ, ч. 7 ст. 107 УПК РФ суд при избрании залога, домашнего ареста может установить запреты, регламентированные мерой пресечения в виде запрета определенных действий. В силу таких изменений на практике возникает ситуация, когда судами одновременно применяются сразу две меры пресечения, что, на наш взгляд, противоречит назначению мер уголовно-процессуального пресечения. Некоторые ученые негативно относятся к такой ситуации. Например, Н. В. Маликова обращает внимание, что «наличие такой возможности вступает в противоречие с ч. 1 ст. 97 УПК РФ, предусматривающей избрание обвиняемому, подозреваемому одной из восьми мер пресечения, перечисленных в ст. 98 УПК РФ» [16, с. 21]. Л. И. Лесная отмечает, что «выбор нескольких мер пресечения создает опасность невостребованности запрета определенных действий, поскольку суд не ограничен в возможности наложения более строгих мер - залога и домашнего ареста» [14, с. 148].
Однако встречаются и противоположные точки зрения. Так, И. В. Головинская позитивно относится к возможности комбинировать меры пресечения либо их элементы, поскольку иногда одной меры бывает недостаточно [5, с. 94]. Л. М. Фетищева отмечает, что комплексное применение мер пресечения может быть «эффективной альтернативой заключению под стражу»1.
По мнению Д. А. Войцеховской, «запрет определенных действий делает систему мер пресечения более гибкой, и судье предоставляются различные вариации для того, чтобы избрать более мягкую меру пресечения по сравнению с заключением под стражу» [3, с. 172].
Н. Н. Загвоздкин и С. А. Кузора отмечают, что в новой мере пресечения необходимости нет: «можно было распространить ограничения, накладываемые в ходе домашнего ареста, на другие меры пресечения, в первую очередь на залог, наблюдение командования воинской части и отдачу несовершеннолетнего обвиняемого под присмотр» [9, с. 85].
А. Д. Курочкин предлагает предоставить должностному лицу, ведущему расследование уголовного дела, «возможность при избрании меры пресечения в виде присмотра за несовершеннолетним подозреваемым (обвиняемым) также применить и меру пресечения в виде установления запретов, предусмотренных ст. 105.1 УПК РФ. Данное обстоятельство, конечно, повлечет необходимость принятия судебного решения (именно в части наложения запретов), поскольку в силу ч. 1 ст. 105.1 мера пресечения в виде запрета определенных действий избирается по судебному решению» [13, а 245].
А. С. Петровских и Е. В. Смахтин, которые утверждают, что «более рациональным и практически целесообразным явилось бы применение запрета определенных действий как альтернативы мерам, не ограничивающим личную свободу, без предусмотренного сейчас запрета выходить за пределы жилого помещения» [19, с. 23]. М. И. Николаевой отмечается, что запреты, предусмотренные п. 2-6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, «не нарушают конституционных прав граждан...», тогда как
при избрании подписки о невыезде и надлежащем поведении «нарушается конституционное право, закрепленное в ст. 27 Конституции РФ... Однако избирается эта мера пресечения субъектом расследования самостоятельно, без судебного решения» [17, с. 120].
На наш взгляд, данные запреты не затрагивают конституционных прав подозреваемых, обвиняемых, также в срок содержания под стражей эти запреты не засчитывается (п. 1.1 ч. 10 ст. 109 УПК РФ), а потому могут быть избраны должностным лицом, производящим расследование уголовного дела, без получения судебного решения. Однако полагаем, что законодатель ужесточил порядок избрания данной меры пресечения, не в связи с характеристикой каждого запрета, а в силу проблем осуществления контроля за соблюдением подозреваемым или обвиняемым перечисленных запретов. Согласно ч. 11 ст. 105.1 УПК РФ в целях осуществления контроля могут использоваться аудиовизуальные, электронные и иные технические средства контроля, перечень и порядок применения которых определяются Правительством Российской Федерации. Использование таких средств контроля, на наш взгляд, и является вмешательством в конституционные права граждан на свободу и личную неприкосновенность, тайну переписки (ст. 22, 23 Конституции РФ), а следовательно, требует судебного решения.
Интерес вызывают положения ст. 199 Уголовно-процессуального кодекса Грузии, в которой закреплено, что наряду с избранием меры пресечения на обвиняемого, подозреваемого могут быть применены запреты и обязанности: «.запрет на осуществление определенной деятельности и определенную профессию; обязательство находиться в определенные часы в определенном месте или без такового; обязательство не покидать определенное место или запрет на проникновение в него; запрет на встречи с определенными лицами без специального разрешения; обязательство по сдаче паспорта или иного документа, удостоверяющего личность; любая иная определенная судом мера, необходимая для достижения целей применения мер пресечения»1.
А. Б. Диваев предлагает аналогичную характеристику запрета, а именно «отдельной нормой
уголовно-процессуального закона закрепить за следователем, дознавателем или судом право при применении любой меры пресечения, не связанной с заключением под стражу, с учетом личности подозреваемого, обвиняемого и обстоятельств преступления, избирать в отношении подозреваемого или обвиняемого ряда дополнительных ограничений, примерный перечень которых изложить в законе. Это, одновременно, без перегрузки уголовно-процессуальной формы, позволило бы максимально индивидуализировать подход к каждому подозреваемому или обвиняемому и тем, самым, повысить эффективность применения мер пресечения» [7, с. 198].
Анализ запретов, перечисленных в п. 2-6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, навел на мысль о том, что законодатель сделал попытку возложить на обвиняемого, подозреваемого запрет в связи с видом вменяемого преступления. Например, запрет управлять автомобилем или иным транспортным средством применить к лицам, совершившим преступление, связанное с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств. Запрет использовать средства связи и информационно-телекоммуникационную сеть Интернет применять к лицам, совершившим преступление, для которых использование средств связи и информационно-телекоммуникационной сети Интернет было способом.
И. В. Сошникова, Я. Ю. Пашук указывают, что «единственным реальным основанием избрания запрета определенных действий является п. 3 ч. 1 ст. 97 УПК РФ, дающий следователю возможность ограничить общение обвиняемого с конкретными лицами, запретить совершать действия по уничтожению доказательств и посещать определенные места» [21, с. 704]. Сущность запретов — это предотвращение негативного воздействия на участников процесса, предотвращение уничтожения доказательств либо иным путем воспрепятствования производству по уголовному делу. Так как основания избрания распространяются на все меры пресечения, справедливым будет, если данные запреты найдут отражение во всех мерах пресечения, не связанных с заключением под стражу.
Мы предлагаем исключить запрет определенных действий из системы мер уголовно-процессуального пресечения, а сегодняшние запреты, указанные в п. 2-6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, предусмотреть для всех мер пресечения как
дополнительные обязанности, для которых требуется судебное решение, на что указать в ст. 29 ч. 2 УПК РФ и во всех нормах, регламентирующих конкретные меры пресечения, не связанных с заключением под стражу. Таким образом, характеристика домашнего ареста приобретет вид, который был до внесения изменений, связанных с введением запрета определенных действий.
Введение рассматриваемых нами запретов в механизм избрания конкретных мер пресечения в отношении подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного с целью их надлежащего поведения позволит создать реальную систему обеспечения безопасности потерпевших, свидетелей, экспертов, специалистов и иных участников уголовного судопроизводства.
References
7. Divaev A. B. Sistema mer presecheniya v ugolovnom protsesse nuzhdaetsya v sovershenstvovanii [The system of preventive measures in the criminal process needs to be improved]. Deyatel&nost&pravoohranitel&nyh organov v sovremennyh usloviyah: sb. tr. XXIII mezhd. nauchn. konf. = Activities of law enforcement agencies in modern conditions: col. of works of the XXIII Intern Scientific Conf., Irkutsk, 2018, pp. 195-200. (In Russ.)
